Фото: Чернозём
Open this page on desktop >1200px to see animation
Previous Example / Next Example
«Искра»,
буря,
безумие
О лечении и условиях стационара
в Курской клинической психиатрической больнице
им. святого великомученика и целителя Пантелеимона
Мы публикуем рассказ девушки, которая несколько раз была пациенткой курской психиатрической больницы в посёлке Искра.
Редакция понимает особенности сферы и субъективность автора, но факты из текста подтверждаются другими пациентами, публикациями и отзывами в сети.
Редакция понимает особенности сферы и субъективность автора, но факты из текста подтверждаются другими пациентами, публикациями и отзывами в сети.
Меня зовут Ольга. В 2016 году я стала пациенткой Курской областной психиатрической больницы.
Я бы и не стала вспоминать о неприятных месяцах, которые там прожила, но недавно выписалась из московской клинки и теперь мне есть, с чем сравнить. Последней каплей стало то, что даже диагнозы, поставленные местными врачами, московские врачи не подтверждают.
В целом, я хочу предупредить тех несчастных, кто может оказаться в «Искре» о том, что их там ждёт.
Я бы и не стала вспоминать о неприятных месяцах, которые там прожила, но недавно выписалась из московской клинки и теперь мне есть, с чем сравнить. Последней каплей стало то, что даже диагнозы, поставленные местными врачами, московские врачи не подтверждают.
В целом, я хочу предупредить тех несчастных, кто может оказаться в «Искре» о том, что их там ждёт.
Попала я туда в 18 лет по направлению частного психиатра. Жалобы были на сниженное настроение, апатию, тревогу и суицидальные мысли. И ключевой симптом, из-за которого мне поставили диагноз «шизофрения» – редкие слуховые галлюцинации.
Я пролежала там месяц. Общалась с другими пациентами, принимала таблетки, потом была комиссия. На ней продлили стационарное лечение ещё на месяц.
В итоге выписали нейролептик «Квентиакс», 3000 рублей за банку. Лекарство совершенно не помогало, зато от него застывал взгляд и был постоянный тремор, тряслось даже лицо. Сложно общаться с людьми, когда тебе постоянно говорят что-то вроде «Что с тобой? Посмотри на меня!», «Девушка, вам плохо?», «Ты замерзла?», «Ты употребляла?».
Лучше не стало, так ещё и общение с людьми превратилось в кошмар. Учебу (до этого успела поступить на первый курс кафедры физики) бросила, спорт – тоже.
В июне 2018 во время очередного нервного срыва я наглоталась таблеток. Того самого «Квентиакса». Очнулась связанная в токсикологии. Через три часа ожидания скорой меня увезли обратно в «Искру».
К тому моменту я сменила факультет, но пришлось бросить универ во второй раз – впереди были три месяца стационара.
Я пролежала там месяц. Общалась с другими пациентами, принимала таблетки, потом была комиссия. На ней продлили стационарное лечение ещё на месяц.
В итоге выписали нейролептик «Квентиакс», 3000 рублей за банку. Лекарство совершенно не помогало, зато от него застывал взгляд и был постоянный тремор, тряслось даже лицо. Сложно общаться с людьми, когда тебе постоянно говорят что-то вроде «Что с тобой? Посмотри на меня!», «Девушка, вам плохо?», «Ты замерзла?», «Ты употребляла?».
Лучше не стало, так ещё и общение с людьми превратилось в кошмар. Учебу (до этого успела поступить на первый курс кафедры физики) бросила, спорт – тоже.
В июне 2018 во время очередного нервного срыва я наглоталась таблеток. Того самого «Квентиакса». Очнулась связанная в токсикологии. Через три часа ожидания скорой меня увезли обратно в «Искру».
К тому моменту я сменила факультет, но пришлось бросить универ во второй раз – впереди были три месяца стационара.
Вход в один из корпусов
«Говорить о комфорте в психиатрической больнице, если честно, просто смешно. Кровати, на которых спят больные, стоят в отделениях ещё с 50-х годов, то же самое хочу сказать и про матрацы. Про содержание туалетов и ванн я вообще молчу. Стены зелёные, все в подтёках, штукатурка с потолка падает уже давно. Иногда, конечно, интерьер больше напоминает фильм ужасов, чем место, где людей должны лечить.»
(медсестра ККПБ порталу life.ru,
август 2016)
(медсестра ККПБ порталу life.ru,
август 2016)
Одна из самых жутких вещей – жуткое состояние седьмого женского отделения, в котором я проходила лечение.
Осыпающаяся штукатурка, торчащие кирпичи, желтые и черные разводы на потолке и стенах. Во время дождя вода лилась в коридоре и палатах, воду выгребали ведрами сами пациентки даже среди ночи.
В туалете в ряд стоят три унитаза без кабинок на 65 человек. Они постоянно забиваются, подтекают – как и остальная сантехника – сливной бачок работает только в одном, остальные по-дедовски смываются ведром. Однажды родственников больных попросили купить новые пластиковые вёдра, потому что старые металлические уже протекали.
Черная и ржавая ванна, над которой два крана, с холодной и горячей водой. Хочешь нормально помыться – набирай в ведро и поливайся из него.
Кровати шатаются, скрипят и откровенно разваливаются.
Матрацы в разводах от мочи – их никто не стирает, высушивают на солнышке. Рваное и воняющее белье. Для фиксации больных используют старые чулки и простыни, памперсы родственники покупают за свой счёт.
В столовой даже есть новые стулья, но их всё равно не хватает, пациенты едят стоя или в два захода. Питание не страшное, но неприятное – каши с костями, разбавленные кефир и ряженка, котлеты раз в неделю, которых не хватает на всех. Апофеозом местного кулинарного искусства были макароны с творогом.
Пока я там лежала, какая-то комиссия приезжала с проверкой. Нарушений, кстати, не нашли.
Осыпающаяся штукатурка, торчащие кирпичи, желтые и черные разводы на потолке и стенах. Во время дождя вода лилась в коридоре и палатах, воду выгребали ведрами сами пациентки даже среди ночи.
В туалете в ряд стоят три унитаза без кабинок на 65 человек. Они постоянно забиваются, подтекают – как и остальная сантехника – сливной бачок работает только в одном, остальные по-дедовски смываются ведром. Однажды родственников больных попросили купить новые пластиковые вёдра, потому что старые металлические уже протекали.
Черная и ржавая ванна, над которой два крана, с холодной и горячей водой. Хочешь нормально помыться – набирай в ведро и поливайся из него.
Кровати шатаются, скрипят и откровенно разваливаются.
Матрацы в разводах от мочи – их никто не стирает, высушивают на солнышке. Рваное и воняющее белье. Для фиксации больных используют старые чулки и простыни, памперсы родственники покупают за свой счёт.
В столовой даже есть новые стулья, но их всё равно не хватает, пациенты едят стоя или в два захода. Питание не страшное, но неприятное – каши с костями, разбавленные кефир и ряженка, котлеты раз в неделю, которых не хватает на всех. Апофеозом местного кулинарного искусства были макароны с творогом.
Пока я там лежала, какая-то комиссия приезжала с проверкой. Нарушений, кстати, не нашли.
Большая часть персонала относится к пациентам, как к тряпкам. Психи же, что с них взять? Это не касается сестрички Марины Алексеевны, санитарочек Оксаны, Ани и Даши – думаю, они там уже и не работают.
Судя по тому, что я видела, почти всем ставят одно клеймо – шизофрения. Лечение стандартное («галоперидол – потому и не кусают»). На обходе редко интересуются самочувствием, если интересуются, то вскользь. О моём лечащем враче в интернете не нашлось ничего, кроме пары нелестных отзывов.
Персонал позволяет себе выпивать на рабочем месте. По ночам медсестры с санитарками спят на свободных кроватях, поставленных пациентами около первой палаты. Туалеты на ночь закрываются, посреди первой палаты (в которой лежат самые неадекватные и неходячие пациенты) ставят ведро. Не хочешь ходить в ведро – терпи до утра. За ночь оно заполняется, разнося запах по всему отделению, пока утром отходы не вынесут сами пациенты.
Зимой в отделении очень холодно. Если тебя поведут на комиссию или обследование в другом здании – придётся выбирать, что надеть из старой, грязной и рваной одежды, из такой же обуви, к которой часто не бывает пары. Всю личную верхнюю одежду и обувь забирают ещё при попадании в стационар.
Судя по тому, что я видела, почти всем ставят одно клеймо – шизофрения. Лечение стандартное («галоперидол – потому и не кусают»). На обходе редко интересуются самочувствием, если интересуются, то вскользь. О моём лечащем враче в интернете не нашлось ничего, кроме пары нелестных отзывов.
Персонал позволяет себе выпивать на рабочем месте. По ночам медсестры с санитарками спят на свободных кроватях, поставленных пациентами около первой палаты. Туалеты на ночь закрываются, посреди первой палаты (в которой лежат самые неадекватные и неходячие пациенты) ставят ведро. Не хочешь ходить в ведро – терпи до утра. За ночь оно заполняется, разнося запах по всему отделению, пока утром отходы не вынесут сами пациенты.
Зимой в отделении очень холодно. Если тебя поведут на комиссию или обследование в другом здании – придётся выбирать, что надеть из старой, грязной и рваной одежды, из такой же обуви, к которой часто не бывает пары. Всю личную верхнюю одежду и обувь забирают ещё при попадании в стационар.
Комната для свиданий
Отзывы
Большинство пациентов – контингент малоприятный. Люди съезжаются со всей области, понятно, что не может идти речи о разделении по возрасту и адекватности. Самой молодой при мне была девушка пятнадцати лет, старшим было около восьмидесяти.
Люди лежат годами, лучше никому не становится. Никто, с кем я общалась после выписки, не сказал, что ему стало легче.
Время пребывания тебе могут продлить за слёзы – если плачешь, значит, всё ещё нездоров.
Ещё пациентов любят использовать в качестве рабочей силы*. Тех, что поадекватнее. Они подметают, моют полы (и в туалете), помогают менять памперсы, накрывают на стол и убирают с него, моют посуду, убирают рвотные массы и отходы жизнедеятельности за другими пациентами, стирают белье за теми, кто ходит под себя, убирают территорию, носят мешки с хозяйственным мылом… За что в лучшем случае получают пару самых дешевых сигарет. Мне приходилось заниматься почти всем вышеперечисленным, иногда просто ставили перед фактом: «не сделаете это, не пойдёте курить».
Люди лежат годами, лучше никому не становится. Никто, с кем я общалась после выписки, не сказал, что ему стало легче.
Время пребывания тебе могут продлить за слёзы – если плачешь, значит, всё ещё нездоров.
Ещё пациентов любят использовать в качестве рабочей силы*. Тех, что поадекватнее. Они подметают, моют полы (и в туалете), помогают менять памперсы, накрывают на стол и убирают с него, моют посуду, убирают рвотные массы и отходы жизнедеятельности за другими пациентами, стирают белье за теми, кто ходит под себя, убирают территорию, носят мешки с хозяйственным мылом… За что в лучшем случае получают пару самых дешевых сигарет. Мне приходилось заниматься почти всем вышеперечисленным, иногда просто ставили перед фактом: «не сделаете это, не пойдёте курить».
*также см. статью ДДД от 2004 года
«В психушке больных заставляют работать»
«В психушке больных заставляют работать»
В начале 2019 года я легла в Московскую психиатрическую клинику номер четыре, где пробыла три недели. Там у меня диагностировали тревожно-депрессивное расстройство. Диагнозы «шизофрения» и «маниакально-депрессивный психоз», о которых говорили курские врачи, не подтвердились. Можете себе представить разницу в тяжести этих диагнозов и особенностях их лечения?
В последнюю неделю там мне кололи антибиотики из-за воспалившихся десен, и родственникам не пришлось для этого с кем-то отдельно договариваться и платить «на руки».
Не хочется расписывать подробно всю разницу в отношении и подходе, просто скажу, что не везде дела обстоят, как у нас.
В последнюю неделю там мне кололи антибиотики из-за воспалившихся десен, и родственникам не пришлось для этого с кем-то отдельно договариваться и платить «на руки».
Не хочется расписывать подробно всю разницу в отношении и подходе, просто скажу, что не везде дела обстоят, как у нас.
Поделиться:
© Проект «Чернозём»
